— Добрый вечер, Марк, рад вас видеть, — приветствовал его Батлер.
— Здравствуйте, Эдвард, — негромко отозвался гость.
— Ну, дорогой мой сенатор, время не оставляет на вас никаких следов. Что прикажете вам налить?
— Нет, Генри, я ничего пить не буду, — отвечал Симпсон. — Я к вам заглянул на несколько минут, по пути домой. Моя жена здесь неподалеку, у Кэвеноу, и мне надо еще заехать за ней.
— Вы даже не подозреваете, как кстати вы явились, сенатор, — начал Молленхауэр, усаживаясь после того, как сел гость. — Батлер только что рассказывал мне о небольшом затруднении политического характера, возникшем с тех пор, как мы с вами не виделись. Вы, наверно, слышали, что в Чикаго грандиозный пожар?
— Да, мне только что рассказал об этом Кэвеноу. По-видимому, дело очень серьезное. Завтра утром надо ожидать резкого падения ценностей.
— Я тоже так считаю, — подтвердил Молленхауэр.
— А вот и вечерняя газета! — воскликнул Батлер, увидев слугу, входящего с газетой в руках.
Молленхауэр взял ее и развернул на столе. Это был один из первых экстренных выпусков в Америке; заголовки, набранные огромными буквами, сообщали, что пожар в «озерном» городе, начавшийся еще вчера, с каждым часом распространяется все шире.
— Вот ужас, — произнес Симпсон. — Душа болит за Чикаго. У меня там много друзей. Будем надеяться, что на деле все окажется не так страшно, как об этом пишут.
Симпсон везде и при любых обстоятельствах выражался несколько высокопарно.
— То, о чем мне сейчас рассказывал Батлер, — продолжал Молленхауэр, — до некоторой степени связано с этим бедствием. Вам известно, что наши казначеи имеют обыкновение давать взаймы городские деньги из двух процентов годовых…
— Ну и что же? — спросил Симпсон.
— Так вот, мистер Стинер, как выяснилось, довольно широко ссужал городскими средствами молодого Каупервуда с Третьей улицы — того, что занимался реализацией нашего займа.
— Что вы говорите? — воскликнул Симпсон, изображая удивление. — И много он ему выдал?
Сенатор, так же как и Батлер и Молленхауэр, сам немало наживался на выгодных ссудах из того же источника, которые под видом вкладов предоставлялись различным банкам.
— Стинер, видимо, ссудил ему около пятисот тысяч долларов, и если Каупервуд не устоит перед грозой, то у Стинера обнаружится недостача этой суммы; как вы сами понимаете, такая история произведет весьма неблагоприятное впечатление на избирателей. Каупервуд должен сто тысяч мистеру Батлеру и сегодня приходил к нему для переговоров. Через мистера Батлера он просит нас помочь ему извернуться. В противном случае, — Молленхауэр сделал рукой многозначительный жест, — он банкрот.
Симпсон провел тонкой рукой по своим странно изогнутым губам и подбородку.
— Что же они сделали с полумиллионом долларов? — осведомился он.
— Эти ловкачи малость подрабатывали на стороне, — с усмешкой сказал Батлер. — В числе прочего они, кажется, скупали акции конных железных дорог, — добавил он, закладывая большие пальцы за проймы жилета.
Молленхауэр и Симпсон кисло улыбнулись.
— Так, так, — произнес Молленхауэр.
Сенатор Симпсон молчал, и только выражение его лица свидетельствовало о напряженной работе мысли. Он тоже думал о том, до чего бессмысленно обращаться с такой просьбой к группе политиков и дельцов, тем более перед лицом надвигающегося кризиса. Правда, мелькнуло у него в уме, существует неплохой выход: он, Батлер и Молленхауэр объединяются и оказывают Каупервуду поддержку, в благодарность за что тот уступает им все свои акции конных железных дорог. В таком случае, пожалуй, можно будет и замолчать эту историю с казначейством; но, с другой стороны, какая существует гарантия, во-первых, что Каупервуд согласится расстаться со своими акциями и, во-вторых, что Батлер и Молленхауэр пойдут на эту сделку с ним, Симпсоном. Батлер, очевидно, пришел сюда замолвить словечко за Каупервуда. Что касается Молленхауэра, тот всегда втайне соперничал с ним. Хотя они и сотрудничали на политической арене, но финансовые цели у обоих были в корне различные. У них не было общих финансовых интересов, как, впрочем, не было их и у Батлера с Молленхауэром. Далее, Каупервуд совсем не так уж прост. И его вина в этом деле не идет ни в какое сравнение с виною Стинера: ведь заимодавец-то Стинер, а не Каупервуд. Стоит ли открывать коллегам то хитроумное решение вопроса, которое пришло ему в голову, спросил себя сенатор и тут же решил — нет, не стоит. Молленхауэр слишком коварен, чтобы можно было рассчитывать на его сотрудничество в таком деле. Шансы, правда, блестящие, но и риск немалый. Лучше действовать в одиночку. А пока они потребуют от Стинера, чтобы он заставил Каупервуда вернуть пятьсот тысяч долларов. Если из этого ничего не выйдет, то Стинером, видимо, придется пожертвовать в интересах партии. Что же касается Каупервуда, то наличие такой точной информации о состоянии его дел дает полную возможность неплохо заработать на бирже при помощи подставных лиц. Те сперва распустят слухи о безвыходном положении, в которое попал Каупервуд, а затем предложат ему уступить свои акции — за бесценок, конечно. Нет, не в добрый час обратился Каупервуд к Батлеру.
— Вот что я вам скажу, — заговорил сенатор после продолжительного молчания. — Я, разумеется, очень сочувствую мистеру Каупервуду и далек от мысли упрекать его за скупку акций конных железных дорог, поскольку у него имелась к тому возможность; но я, право, не вижу, чем можно ему помочь, да еще в столь критический момент. Не знаю, как вы, джентльмены, но я сейчас при всем желании не вправе таскать из огня каштаны для других. Прежде всего мы должны решить, так ли уж велика грозящая партии опасность, чтобы нам стоило раскошеливаться.